Мост любви Жана Татляна

Было время, когда голос этого певца знал весь Советский Союз. На самом пике славы он в 71-ом эмигрировал во Францию. Рассказывает, что вылетел в Париж с одним чемоданом и гитарой. Буквально на следующий день после отъезда Жана Татляна «искусствоведы в штатском» с утра пораньше явились на радио «Маяк», велели редакторам изъять пленки с его записями и стереть в их присутствии.

Та же участь постигла телевизионную пленку. Ревнивая власть постаралась сделать все, чтобы страна забыла о любимом певце. Прошла целая эпоха, прежде чем кумир своего поколения вернулся в город на Неве, чтобы встретиться с теми, в чьих сердцах никогда не гасли его «Фонари».Жан Татлян родился в Греции в армянской семье, которая переехала в советскую Армению, когда ему было 5 лет. 18-летним юношей счастливчика Жана приняли солистом в знаменитый Государственный джаз Армении. Во время гастролей Татлян впервые увидел Ленинград и влюбился в удивительный город на Неве. Отказавшись от карьеры в Москве и Киеве, он переехал в северную столицу России.
Татлян выступал с сольными концертами по всему Союзу. Его популярность временами перекрывала славу самых популярных исполнителей, которым принадлежали лучшие концертные залы страны. За несколько лет было продано больше 50 миллионов пластинок Татляна. Девушки писали помадой на стеклах объяснения в любви. Толпы женщин, обмиравших от его взгляда, после концертов осаждали гримерку и служебный вход, лишь бы прикоснуться к своему кумиру. Как-то после концерта в Нижнем Новгороде он сумел ускользнуть от фанатов и нырнул в машину, но те оторвали ее от земли, приподняли и не давали уехать.
Располагающая, запоминающаяся внешность, проникновенный мягкий голос, сценическая непринужденность, лишенная намеков на развязность, – таким был и таким остался Жан Татлян. Он считает себя счастливым человеком и радуется каждому дню, подаренному ему судьбой. Тем более, когда чувствует, что зрительская любовь к нему не прошла.
– У тебя было все – успех, любовь всей страны. В сущности, ты не особенно испытывал на себе бремя режима. Почему же решил уехать?
– Просто я был рожден свободным. К тому же творческие люди переносят психологическое давление намного труднее остальных. И хотя я стал советским гражданином еще в детстве, мне все равно было трудно понять, почему я не могу провести отпуск во Франции, где живет моя родная тетя. Почему я должен выслушивать вкрадчивые разъяснения «официальных лиц» о том, что такая степень родства – недостаточное основание для поездки «туда». Почему не могу петь в знаменитой «Олимпии», владелец которой лично обратился к нашим властям, чтобы мне разрешили выступить в прославленном зале, и с честью вернуться в свою страну. Я сравниваю нашу бывшую страну с аквариумом, где рыбки тихо сосуществуют, зная понаслышке, что где-то на свете есть большое свободное море. Та страна была самым грандиозным в мире аквариумом, и ее хозяева подавали 200 миллионам инертных рыб определенное количество кислорода с условием не мечтать ни о чем другом. Кроме того, у меня просто не было иного выбора. Как артист, как певец, я не видел никаких творческих перспектив для себя и прекрасно понимал, что никогда не смогу реализовать то, что бурлило внутри и мечтало выплеснуться наружу. Мне ведь не было еще и тридцати, а меня душило чувство, что расти больше некуда. Я ведь никогда не пел и не сочинял песни про комсомол и БАМ, а у советской власти был единственный, основополагающий принцип: «Кто не с нами, тот против нас». И что меня могло ждать, если бы я вдруг не выдержал прессинга и сорвался? Или психушка, или лагеря, или алкоголизм. Мой отец был мудрым человеком, многое повидавшим на своем веку, и у него были афоризмы на все случаи жизни. Он говорил: «Сын мой, я желаю тебе держаться подальше от двух дверей – казенных и больничных».

Так что мне оставалось только уехать, чтобы не оказаться на «казенном» пороге. Мой отъезд в никуда, а это было действительно отъездом в никуда, стал своего рода демаршем против «совка».
– Расскажи, как ваша семья оказалась в Советском Союзе.
– Тогда, после Второй мировой, зарубежным армянам разрешили репатриировать в советскую Армению, и тысячи наших соотечественников со всего света стремились на родину своих дедов. Ностальгия, тоска по своим корням – очень мощное чувство. И мой отец мечтал жить там, где жили его родные, где люди говорили на родном языке, где народ поднимал из руин свою страну и культуру. Отца безудержно тянуло туда, где сохранились свои обычаи, свой быт и традиции. Слишком свежо было в памяти воспоминание о геноциде. Ведь 70 процентов нации было уничтожено турками. И что нас сохранило? Однозначно религия и чувство семьи. Мы любим семью, чтим старшее поколение, для нас очень важно уважение к родителям. Это не значит, что отец – домашний деспот. Нет, отец с сыном могут жить, как братья, как друзья, но грань уважения между ними не сотрется никогда.
– Я хотел бы вернуться к первому этапу твоей музыкальной карьеры. Та маразматическая статья «Зарвавшаяся звезда», в которой манеру певца Татляна свободно передвигаться по сцене и разговаривать с залом расценили как недостойную советского артиста, была реакцией на твое решение уехать?
– Ну, конечно. Общество готовили к тому, что оно полюбило «не того» артиста, что эта любовь оказалась ошибкой. К счастью, природа человека такова, что плохое он все-таки забывает и старается сохранить в душе только добро, только теплые, хорошие воспоминания. И сейчас то прошлое, конечно, кажется смешным, но тогда это был вопрос жизни – быть или не быть, петь или не петь. А не петь я просто не мог. Сегодня нападки на меня кажутся просто анекдотичными. Слава Богу, нынешняя молодежь не знакома с тем абсурдом. А я тогда не выдержал, у меня буквально были приступы удушья. Этого все равно не забыть, как бы ни хотелось. Не забывается, что постоянно ощущал себя «черной костью». То, что я считался невыездным, было для меня унизительным. Я не мог смириться с положением человека второго сорта.
– Во Франции тебе удалось почувствовать себя своим?
– Знаешь, в первый же год своей жизни в Париже я отправился в Италию, хотя мне туда не надо было вовсе. Мне было необходимо психологически убедить себя, что я наконец свободный человек. Я нигде не чувствую себя чужаком. Где бы я ни жил, будь то Петербург, будь то Париж или Нью-Йорк, я создаю свой микромир, в котором и протекает моя жизнь. Мой микромир там состоял из близких друзей, и больше ни в чем я не нуждался. Я всегда говорю: лучше иметь непростительно мало друзей, чем непростительно много. Я и мои друзья – люди общей культуры, а национальность может быть любой; в моем микромире – армяне, французы, русские, греки, евреи. У англичан есть поучительное выражение: «В правильное время, в правильном месте, с правильным человеком». Если эти три момента совпадают, все будет хорошо. У меня совпало.
– Опиши свой сегодняшний микромир.
– У французов есть выражение: «Жить свежим воздухом и любовью». Это как раз обо мне. Живу любовью к женщине, к музыке, к животным. В природе люблю воду – она снимает эмоциональное напряжение, отгоняет печальные мысли, учит быть мудрее. Плавать или просто смотреть – не имеет значения. Люблю копаться в огороде, что-то вырезать из дерева – орнамент или рамки для картин, фотографий.
– А свое возвращение в Петербург помнишь?
– Такое не забывается никогда. Как и отъезд. Впервые после долгого отсутствия я прилетел в Петербург к вечеру. Было уже темно. И я, одолеваемый ностальгией, сразу же пошел гулять по любимым местам – дворикам, мостам, Фонтанке, Невскому проспекту.
– Ты предполагал, что в Петербурге так много людей может помнить тебя?
– Это феномен, чудо какое-то. Мне устроили такой горячий прием, что после него хотелось жить долго-долго, чтобы отблагодарить этих людей. Кстати, знаменитый парапсихолог Вольф Мессинг в свое время предсказал мне долголетие. Я даже уцелел в страшной автокатастрофе во Франции в середине 70-х. Так что буду петь, пока меня хотят слушать.
– Ты ощущаешь себя звездой?
– Я не звезда и не планета, и звездной болезни у меня не было никогда. Я просто певец и композитор, но могу сказать с уверенностью, что многие выросли на моих песнях, которые когда-то звучали по всему Советскому Союзу. Я часто замечаю слезы в глазах тех, кто приходит на мои концерты. Они не забыли моих песен, большое им спасибо за это. А знаешь, что самое смешное? Меня до сих пор ни разу не пригласили на гастроли в Ереван...
– Твои пожелания читателям «Ноева Ковчега»?
– Любите жизнь, любите друг друга. Радуйтесь каждому утру, когда вы просыпаетесь, и все будет великолепно. Не делайте зла и творите только добро.

Армен Меружанян