Парад-алле в Ереванском цирке

Поделюсь парадоксом, который недавно открыл. Он весьма прост: уехавшие армяне подумывают вернуться, а оставшиеся подумывают уехать. Не конкретно, не сей момент. Желание сидит глубоко внутри, до поры до времени не давая о себе знать, Тот, кто уехал, тешит себя достижениями, которых быть не могло на родной земле, а тот, кто остался, боится затеряться на чужбине, не имея зацепки ни в Америке, ни в Испании, ни в Греции, ни в Москве, ни даже в Краснодарском крае. Получается, что одни смотрят оттуда сюда и вздыхают, а другие – отсюда туда и тоже вздыхают.

Старый приятель, которого я случайно встретил на ереванской улице, огорошил меня таким заявлением: «Больше уедут, легче оставшимся». Почему? Меньше будут толкаться на пятачке земли, где каждый уверен, что он умнее и достойнее остальных. Это во-первых. Уехавшие помогают оставшимся материально. Это во-вторых. Ну, а в-третьих, прибавил мой приятель, пусть едут, пусть возвращаются (или не возвращаются), пусть жонглируют валютой, пусть на ушах стоят, делают сальто, прыгают на батуте, покоряют существующие и несуществующие вершины, пусть купаются в лучах славы или падают и разбиваются – все лучше, чем брюзжать и ничего не делать. Мир – арена, люди – клоуны, а жизнь – аттракцион, Так он перефразировал Вильяма нашего Шекспира.
Девушка с обручем
На этот раз я приехал в Ереван поздней осенью, а не летом. В Москве уже шел снег, дул пронизывающий ветер, шумел камыш, деревья гнулись, и люди в ушанках, шмыгая красными носами, штурмовали аптеки, а здесь, как всегда, было тепло ( но уже не жарко) , светило солнце, толпы ереванцев ходили вразвалочку по улице Абовяна и щедро раздавали улыбки направо и налево.
«Ба! Ты ли это? Когда приехал? Приехал и молчишь. Непременно приходи к нам на спектакль». Директора и главного режиссера Ереванского цирка Соса Петросяна я не видел много лет. Да и в цирке не был давно. В славные времена расцвета советского цирка писал о лучших клоунах, иллюзионистах, дрессировщиках, акробатах, дружил с ними и вообще чувствовал себя в цирке, как дома (бывало, увы, и наоборот). Затем появились иные пристрастия, иные темы. Но интерес к цирку не пропал.
Дошли до меня слухи, что местные власти пытались отстранить Соса и поставить на его место «своего» человека. Дело слушалось в суде, и Сосу (невероятно, но факт) удалось отстоять свое детище, которому отданы почти двадцать лет жизни. Он по-прежнему руководит Ереванским цирком имени Леонида Енгибарова, который стоит весь из себя величественный и гордый, похожий на храм, непоколебимый снаружи и неухоженный внутри. Помещение плохо отапливается, пальто в гардероб здесь не сдают. А в девяностые, в годы блокады, было гораздо хуже, и, тем не менее, в цирке шли представления. Ладно зрители, они могут сидеть в пальто, а поверх укутаться одеялами. А полуголые артисты на арене? Вы когда-нибудь бывали за кулисами? Арена, та хоть сколько-то подогревается юпитерами и дыханием тысяч зрителей, за кулисами же сквозняк и арктический холод. Стоит артист, ждет своего выхода, ежится, похлопывает себя по разным местам, и как только ведущий программы подает знак, выбегает на арену весь в мурашках, с нелепой улыбкой на лице. И так каждый вечер, а в выходные – два раза в день. Поистине героическая профессия.

Представление начинается с выхода танцевальной труппы. Армянки танцуют канкан под музыку Оффенбаха, и на это, доложу вам, стоит посмотреть. Девушки учились танцу в Доме культуры «Каназ», художественный руководитель которого Рафаэль Акопян – страстный поклонник цирка. Вот и сейчас, пока идет спектакль, Рафаэль с Сосом, сидя в директорской ложе, обсуждают проект грандиозного аттракциона, который будет приурочен к юбилею Леонида Енгибарова. Мне предлагают включиться в обсуждение, я вставляю реплики, но больше увлечен тем, как черноокие дивы справляются с канканом. Танец закончился. Ведущая программы Наира Петросян (дочь и бывшая студентка Соса) объявляет выход Лианы Григорян, тоже, кстати, его студентки. Надо сказать, что большинство участниц программы училось у Соса Петросяна, стараниями которого в девяностые при театральном институте было открыто цирковое отделение. К сожалению, оно просуществовало недолго. Позже отец с дочерью открыли учебную студию при самом цирке, руководителем которой стала Наира. Она, между прочим, единственная в Армении женщина-иллюзионист. Символическая профессия. Хотя бы потому, что любая женщина по природе своей склонна к иллюзиям: взмах руки - и непременно что-то появится либо исчезнет. В сегодняшней программе Наира просто ведущая, иллюзиона не будет, но специально для меня она обещала что-нибудь показать.
А пока Лиана крутит на арене обручи. Один, второй, третий, потом сразу пять, семь, десять…Дальше и не сосчитать, сколько на ней разноцветных обручей. Красивое зрелище, особенно когда девушка начинает вращать горящие обручи – настоящий огненный смерч. Параллельно с учебой в цирковой студии Лиана закончила Университет культуры, отделение иностранных языков, но любовь к арене взяла верх, и в переводчицы она не пошла. И правильно не пошла: офисная работа никуда не убежит, а на арене много интереснее, считает она.
К концу первого отделения, когда я решил, что Наира забыла про свое обещание, она вдруг взяла и показала фокус. Нечто напоминающее трюки Гарри Гуддини. Был в прошлом столетии такой легендарный иллюзионист, который выбирался из любых пут, сбрасывал с себя любые замки и цепи. В общем, показала Наира свой фокус, затем взяла в руки микрофон и звонким голосом объявила…

АНТРАКТ

Не понимаю, я что, обязан каждый раз защищать Ереван от нападок ереванцев? Нет ничего плохого в том, что человек критикует свой город (всегда найдется, за что), но когда в противовес он поет оду другому городу (стране), в котором никогда не жил, а в лучшем случае приезжал в отпуск - тут остается только руками развести. Оно конечно, там хорошо, где нас нет, но моя соседка по креслу - интеллигентная женщина, книжки читает, музыкой увлекается, ни одной театральной премьеры не пропускает - и все равно завела шарманку на тему, как в Ереване плохо, а в Москве хорошо.

- Вот вы хвалите ереванское солнце, - говорит она, - а между прочим, солнце у нас радиоактивное.
- Всякое солнце радиоактивное, - отвечаю.
- Экология у нас ни к черту, а в Москве чистый воздух, хорошие продукты…
- Скажите об этом московской санитарно-эпидемиологической службе. Их это приятно удивит.
- Вышестоящие чиновники тут знаете как хапают, а народ бедствует…
- Ну да, а в Москве чиновники в подземных переходах побираются.
- В Москве бананы дешевые
- А в Ереване персики, абрикосы, виноград, хурма, груши, помидоры, зелень…
- В Москве люди духовно растут, а тут о пропитании приходится думать.
- В Москве Донцову читают и шибко растут, а еще по кабакам ходят и тоже растут.
- Значит, деньги есть, раз по кабакам ходят.
- Но и в Ереване кабаки не пустуют. Причем если в Ереване, посидев вдвоем, отделаешься парой тысяч драмов (чуть больше 100 рублей – Р.С.) , то в Москве с тебя штаны снимут, а с твоей спутницы - юбку.
Вижу, моя собеседница начинает злиться.
- Пара тысяч драмов – это треть здешней пенсии, к вашему сведению.
- Пенсии тут нищенские, - соглашаюсь я. - Но и в Москве пенсионеры по кабакам не бегают.
- Зато транспортом пользуются бесплатно. А у нас старушка на последнем издыхании должна платить за автобус. За коммунальные услуги, между прочим, тоже. Знаете, сколько у нас платят за телефон? 900 драмов в месяц (45 рублей – Р.С.)
- Тяжело, - снова соглашаюсь я. - А в Москве - 170 рублей, это больше трех тысяч драмов.
- Так много? – невольно вырывается у нее. – Зато в Москве зарплаты какие! Вы за свои лекции, к примеру, сколько получаете?
- 160 рублей в час.
- Видите? – радуется она. – А у нас полторы тысячи драмов (около восьмидесяти рублей - Р.С.)
- Чтобы прочитать четырехчасовую лекцию, я добираюсь полтора часа до университета и столько же обратно. Только на транспорт уходит шестьдесят рублей. А ехать на такси - не хватит и всей выручки за день.
И снова она начинает нервничать.
- А гонорары за публикации?
- В три-четыре раза больше, чем в Ереване, - успокаиваю я ее.
- Вот видите? - снова радуется она. – Да что вы, я знаю людей, которые уехали и…
Ну вот, пожалуйста, сейчас будет приводить в пример Погоса, Петроса, Киракоса, которые живут в Москве припеваючи, как у Христа за пазухой. Что я могу на это возразить? Киракосы, действительно, хорошо зарабатывают ( не важно, как) – и молодцы, и флаг им в руки. Не понимаю только, зачем разыгрывать из себя ротшильдов и, приезжая в Ереван, бравировать несметными богатствами. Кураж хорош на арене цирка, но не в городе, где через каждые двадцать метров к тебе подходит какая-нибудь сгорбившаяся старушка и просит денег на хлеб.

ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА ЗМЕЙ

Ее, как и ведущую программы, зовут Наирой, и она тоже училась у Соса Петросяна. Наира Багдасарян – единственная в Армении женщина-йог. Если вы не знаете, что это такое, объясняю: на гвоздях лежит, как на подушках, на битых стеклах танцует, по раскаленным углям ходит, огонь глотает, с крокодилами обнимается, гремучих змей на себя наматывает. Каждый вечер выступает в цирке и сразу после этого - в одном из ночных клубов Еревана. Ко всему прочему, она еще и хорошая танцовщица. Вот уже более десяти лет на арене. Работала в Москве в Цирке на Цветном бульваре, пожила в Испании, затем вернулась в Ереван, потому что в родном городе ох как не хватает йогов.
- Гвозди, битое стекло, глотание огня – это, как я понимаю, побочные эффекты.
- Совершенно верно. Йога – это мировоззрение, образ жизни, умение быть в ладу с собой и окружающим миром.
- Ты в ладу? С мужчинами, к примеру.
- Если я в ладу с крокодилами и змеями, то с мужчинами – пара пустяков.
Вообще, мужчины – существа легкоуправляемые. Женщины много хитрее и практичнее. Но когда есть душевное удовлетворение, хитрость не нужна. Агни-йога помогла мне обрести внутреннюю гармонию, и это главное.
- Но есть что-то, чего ты еще не достигла?
- Конечно. И вместе с этим есть уверенность, что все под силу. Публике я показываю немногое из того, что умею. Готовлю новые трюки, но нельзя выносить все на обозрение: что-то оставляешь для себя.
- Артист должен быть честолюбивым, стремиться к славе, а настоящий йог выше всего этого. Как ты совмещаешь то и другое?
- Я в меру честолюбива, но не честолюбие владеет мной. В этих стенах я артистка и с удовольствием принимаю аплодисменты. Но у меня есть другой мир, мой собственный.
Так она мне ответила, затем подарила лучезарную улыбку и, разведя руки в стороны, вышла на арену. Ассистент выпустил из позолоченного ящика крокодила, трех кусачих змей и двух душащих удавов, один из которых, четырехметровый альбинос, втихаря пополз по арене в сторону кулис. Пока ассистент уговаривал крокодила вести себя хорошо, а Наира, как бусы, наматывала на себя змей, альбинос почти добрался до кулис. Передав крокодила Наире, ассистент поспешил за удавом, и захотелось мне, очень захотелось, чтобы он его не догнал, чтобы альбинос уполз из цирка и люди на улице шарахнулись бы в стороны, уступая ему дорогу. А старый удав полз бы и полз, держа курс на юг, туда, где влажные джунгли и неизменно жаркое солнце. Полз бы и полз через площади, парки, перекрестки, дороги, леса и горы; полз бы, прячась от машин и людей, полз бы, находя последние силы в одном-единственном желании - обрести покой на склоне лет и, повиснув на ветке старого баобаба, рассказывать молодым змеям о славном прошлом, о ярких лучах юпитеров, освещающих арену, о восторженных аплодисментах зрительного зала, адресованных исключительно ему.

Руслан Сагабалян