Президент и другие

Двадцать пять с лишним лет работы собственным корреспондентом "Известий" в Армении распределились на моем веку между эпохой брежневского застоя, горбачевской перестройкой и нашим настоящим с пока еще трудно предсказуемым будущим.

За эти годы привелось увидеть и написать о многом, однако, наиболее примечательное во всех отношениях время пришлось на стык 80--90-х годов минувшего века, когда Армению на прочность испытала не только стихия, но и потрясшие ее политические катаклизмы.

Желание написать о том, что было, возникло вдруг и одновременно с готовностью тотчас же взяться за перо. В результате получилась книга, которые сегодня легче пишутся, чем издаются.

И еще. По словам классика, любые воспоминания о чем-либо оказываются воспоминаниями о самом себе. Отсюда неминуемо субъективный взгляд на все, что происходило вокруг и около. Однако, читателям-соотечественникам, свидетелям описываемых событий, а ныне живущим в России, возможно, будет интересно сверить свое видение происходившего с интерпретацией автора. К чему, собственно и приглашают нижеследующие фрагменты из будущей книги под условным названием "Судите сами".

Общение с президентами для журналиста не подарок судьбы, а вытекающая из исполняемых им обязанностей повинность. В известном смысле это приложимо и к главам государств.

Первый президент Армении оказался неповторим еще и подчеркнутым пренебрежением к отечественной прессе в пользу зарубежной и эта странность Тер-Петросяна осталась еще одной неразгаданной тайной. Самое простое объяснение -- пренебрежение к журналистам своей страны, еще недозревшим для бесед с высоколобым гуманитарием. Тем не менее, одно интервью мне удалось взять и произошло этот тотчас после избрания Тер-Петросяна Председателем Президиума Верховного Совета. Комом вышел как раз второй "блин".

Редакция поручила спросить у президента о возможности переговоров со своим азербайджанским коллегой по карабахскому конфликту. Тер-Петросян на интервью согласился, но в виде письменных ответов на интересующие "Известия" вопросы. Такая форма общения плоха тем, что вместо живого разговора получается что-то вроде социологического спроса подобного диетическому блюду без аромата и приправ.
Спорить с коронованными особами бессмысленно, пришлось согласиться и ждать. Вскоре помощник президента передал подготовленное сочинение на тему, раскрывающую полную несостоятельность Абульфаза Эльчибея как политика и главы государства. На повторную просьбу высказаться по существу президент заявил: или вы публикуете этот текст, или я публично заявляю о том, что "Известия" струсили. Интервью не опубликовали. Тер-Петросян свое сказал. Получилось не очень здорово.
А дальше отношения с Президентом и вовсе расклеились. Теперь уже каждое слово главы государства приходилось выуживать из редких публичных выступлений либо интервью зарубежным газетам. Некоторую пикантность положению придавало и то, что российские СМИ к полноценно иностранным президент все-таки не относил -- СНГ, однако...

Наблюдая за Тер-Петросяном со стороны, нельзя было не видеть, как его пристальное, но во всех отношениях одобрительное созерцание самого себя утверждало в нем комплекс капризной барышни. Плюс -- излишней полноценности. Отсюда нетерпимость к прекословию и самоидентификации с божеством.

Из размышлений Андрея Битова на схожую тему "Я пережил энное количество царей. Впоследствии оказывается, что не так уж каждый из них был и плох. То есть, может быть, и он был злодей, но вдруг человеческое что-то проступает и в Хрущеве, и в Брежневе, и в Ельцине. Они продержали страну в каком-то балансе. Стране ничего кроме застоя не нужно. Лидер, который обеспечивает застой -- без крови и войны -- это и есть лидер. Лидер -- если позволяет говорить о себе, что угодно. Вот, например, Хрущев был первым человеком, который разрешил над собой смеяться. Что он, дурак был? Талантливейшая личность. Может, и обижался, а все равно -- разрешил. Поэтому и не был расстрелян, а похоронен.

А Леонид Ильич, такой застой завел -- сколько мог, столько тянул. Уж как над ним смеялись все.

Но вот и сейчас у нас область того, что называется "яппи" -- не пьет, не курит, здраво мыслит. Хорошо, это уже само по себе хорошо. Но вот насколько он позволит над собой иронизировать, будет означать его класс. Потому что помню, как зауважал Ельцина, когда он ничего не сделал Коржакову. Просто взял и ничего не сделал, не обратил внимания".

Тер-Петросян тоже мог остаться в истории Армении лидером без краха. И с успехом. Что помешало? Возможно, изучаемое царствующей особой "Руками не трогать! Перечить -- не иметь!" И уж точно решительное отсутствие способности к сопереживанию бедам своих сограждан. С одной стороны интеллектуал, эрудит, проводник передовой западной демократии, но одновременно как бы Туркмен-баши во фраке. Пришел во власть случайно, удержался с несвойственной "белой кости" крестьянской настырностью, а ушел -- вроде бы его никогда и не было. Может, еще и потому, что захотелось поскорее забыть. На время правления сильно неудавшегося президента хорошо ложится то мнение, что только новые заблуждения спасают от отчаяния после утраты старых. Но даже в этом случае иллюзии развеялись слишком быстро -- уже спустя год выяснилось, что имеем не отца нации, а вечно недовольную пасынками мачеху.

Левон Тер-Петросян убедительно доказал, что управлять государством -- не филологическое дело. Даже если ты и полиглот. Где-нибудь в Дании, Швейцарии или беспечальном Люксембурге исследовать древних рукописей на эту роль возможно и сгодился бы, но только не в Армении, которую дружно повалили на бок, а как выстроить экономику XXI века -- об этом в манускриптах ни слова. Тут бы президенту опереться на спецов, но к рулю опять приставили людей не из той оперы, а Хосрова Арутюняна, единственно толкового премьера эпохи раннего Тер-Петросяна, задвинули в ничего не решающий парламент. Последующие первопрезидентские премьеры преимущественно бились над задачей, как у всех отнять, чтобы каждому прибавить.

Чем дальше, тем больше во власти стали обустраиваться разнокалиберные авантюристы и мастера интриг. А самый выдающийся из них, безусловно Вано Сирадегян.

Первое знакомство с ним состоялось в Ерасхе, на границе с Нахичеванью, где разворачивались действия, сопоставимые с боевыми. Приехал сюда вместе с генералом Сурковым -- ан нейтральной полосе должны были пройти переговоры с лидерами азербайджанского Народного фронта, а Суркову предназначалась роль миротворца-арбитра. Прежде чем подъехать к месту встречи, зашел в штаб ополченцев. Нетрудно было догадаться, что главным здесь были Бабкен Араркцян и средних лет мужчина в длинном плаще с небрежно откинутым на плечо шарфом. -- Надо проверить посты, -- сказал мужчина и в сопровождении двух парней с охотничьими ружьями пошел к двери.

-- Это кто?
Сказали, что Вано, которого я уже слышал на митингах, но не был знаком. Еще раньше добрые слова о писателе-бунтаре, отважно выступавшем против высокопоставленных партийных столоначальников, говорила Сильва Капутикян. Она же передала, что Сирадегян горячо поддерживает выступления "Известий" по тому же поводу -- это было приятно слышать, тем более что часть наших писателей находила в материалах известинского собкора одно злопыхательство.

Между тем, перерождение отчаянного вольнодумца в минифюрера с ужимками провинциального Педро из латиноамериканских сериалов свершилось настолько скоропалительно, что от мифа о борце за народное счастье вскорости не осталось и следа.

Представить себе писателя главным лесничим страны еще можно, но никак не министром внутренних дел. Здесь требуется особый склад души, а если сирадегяновская так сильно тянулась к милицейскому делу, стало быть, не своим было писательское Или--или. Алексей Экимян -- то редкое исключение, когда песнетворчеством занялся уже состоявшийся комиссар милиции, а никак не наоборот.

Принято считать, что, заступив на вахту правопорядка, Сирадегян расчистил Ереван от криминалитета, но на самом деле никуда эта публика не делась, а со дворов и улиц аккуратно переместилась в верхневодимые Сирадегяном структуры. Когда бороться с преступностью поручают уголовникам, получается, то от чего Армения не отряхнулась и поныне: громкие политические убийства, сохранившиеся во власти воровские авторитеты, ударившийся в бега министр ВД и другие прелести дурного наследства милиционера-прозаика.

В пору его бурного расцвета на ниве внутренних дел я поделился с ним своими соображениями об уголовной рвани под милицейской крышей. Министр снисходительно улыбнулся и пояснил. -- Система нуждается в притоке свежей крови. Тугодумов и взяточников в погонах советской милиции надо гнать в шею. Людей необходимо постоянно менять и передвигать, чтоб не засиживались и не обрастали связями. А вообще -- милиционеров не люблю и церемониться с ними не буду.

Последнее несколько озадачило. Вообще-то любить милицию не обязательно -- с ней надо считаться, в лучшем случае уважать. Это -- когда речь о законопослушных гражданах. Если же министр ВД признается в неприязни к своим сослуживцам, то либо он в системе чужеродное тело, либо сердце, уходившее в пятки при каждой встрече с участковым инспектором, требует отмщения за испытанные в младые годы унижения. Отсюда страсть выстраивать произведенную из ничего в полковники команду в шеренгу и распускать перед ними павлиний хвост. Понятно, что офицеры с достоинством и честью участвовать в таком балагане не могли.

Вернулся в Москву генерал Оскиан Галустьян, теперь он доктор юриспруденции, профессора, ушли Виталий Богомазов, Карлен Торосян, перешел в военную полицию Сергей Атарбекян, отстранили от дела полковника Маркаряна, руководившего службой ГАИ и еще многих профессионалов высшей пробы, которые дилетанты генетически не переваривают.

С чего начал, к слову, генерал Галустьян, которого Москва направила в Армению в подмогу разваливающейся ереванской интеллигенции -- Геворком Эмином, Генрихом Игитяном. Встречался с журналистами, артистами, учеными. Это помогало разобраться в ситуации, понять что к чему. Не стал Галустьян отмахиваться и от советов прежних руководителей МВД -- Владимира Дарбиняна, Айказа Шагиняна, Карлоса Казаряна. Побывал во всех подразделениях системы ВД, "прощупал " настроения, что только укрепило его решимость освободиться от новоявленных выскочек в милицейских мундирах. Тут власть сильно напряглась, однако стерпела. Но лишь до той поры, пока генерал не взялся разгонять фирменный ОМОН с явно выраженными признаками бандитского происхождения, после чего Сирадегян заторопился избавиться от своего первого зама.

В итоге Армения потеряла, а МВД России, затребовав многоопытного профи обратно, вновь осталась при своем интересе.
Не вышел из Сирадегяна и сколько-нибудь сносные градоначальник, хотя лютой ненависти к работникам жилищно-коммунальной сферы писатель, кажется, не испытывал. Но и здесь показал себя отменным костоломом.
Горький парадокс прошедшего времени состоял еще и в том, что особой жесткостью отличались приведенные во власть первым президентом страны гуманитарии. Почему так? Значит, душа стремилась к самовыражению не в художественных приемах, а в силовых, а деспотизм, как известно, оборотная сторона ущербности.
На том главу, задуманную как эскизы к портретам МР-проходимцев новейшей истории Армении я, пожалуй, сверну. Писать об этом становится однообразно, тягостно и грустно. Ничего примечательного в этих персонажах нет -- один культ наличности да приобретенное по их понятиям право считать себя элитой.

Здесь я опять вернусь к уважаемому в Армении Андрею Битову "Пушкин, -- заметил он, -- очень тонко различал народ и чернь. Надо по Пушкину и ориентироваться. Бывает чернь великосветская. И сформулировать понятие черни очень трудно. Но тут вот я прочитал у одного астролога на мой взгляд определение черни -- "Это люди, опускающие все до своего уровня". И далее -- Растление, происшедшее за советскую эпоху, заключалась в том, что узаконили право черни рассуждать о равенстве".
Узнаваемо?