Мы вспоминаем... или наш «Амаркорд»Р.С. Вначале была причина. Потом появился повод. Причина может гнездиться в тебе годами и даже всю жизнь. А повод срабатывает быстро. Это я к тому, что социальные катаклизмы конца восьмидеся-тых-начала девяностых стали для меня поводом. Многие говорили: трудно стало жить, зарабатывать, семью кормить -пришлось уехать. И до сих пор повторяют. Это как бы их оправдывает. Наверное, так. Хотя чуточку кривят душой. Для меня же сложилась ситуация, в которой стало ясно: там я себя исчерпал полностью. Исчерпал раньше, чем пришел к этому выводу. Творчески, интеллектуально, морально...
Э. Г. Морально - это как?
Р.С. Это когда вокруг происходит нечто абсурдное, к чемуты не имеешь никакого
отношения. Когда в типографии рассыпают гранки твоей книги, которую ты ждал
несколько лет, не принимают в Союз кинематографистов, насильно пытаются втиснуть
в рамки чуждой тебе психологии. Все это неспроста, все это знаки: тебя как бы
само провидение толкает в спину - езжай отсюда, как угодно, куда угодно. А куда
может уехать человек, вся сознательная жизнь которого была связана с Москвой
и Питером? Вначале меня именно в Питер и потянуло - все-таки поинтеллигентнее
город. Но климат...Так вот, в этом году десять лет исполнилось, как я в Москве.
Чего только не было за эти годы. Зарабатывать творческим трудом, начав с нуля,
-дело, сам знаешь, непростое. Очень немногим это удается, и пусть меня закидают
камнями, но ереванцам-то кажется, что деньги в Москве на деревьях растут. Как
в свое время советские люди думали про американцев - все они миллионеры. А что
они вкалывают, как рабы на галерах, с раннего утра до позднего вечера - это
мы потом узнали...В общем, многое за эти годы стало ясно, и намногие вопросы
я себе ответил. Но вот что интересно. Ты ведь уехал значительно раньше. Хорошо
помню: обмен студентами, филфак МГУ. Еще в семидесятые. Подозреваю, что, когда
уезжал, был уверен, что вернешься. Что же все-таки удержало?
Э.Г. Вообще-то я вернулся... Вначале. Действительно, меня как "именного"
стипендиата - была такая сейчас наверняка забытая вещь - отправили в Москву.
Вместе со мной, как ты помнишь, отправились штурмовать бастионы МГУ три студентки.
Комсомолки, красавицы, отличницы...
Р.С. Насчет красавиц, прошу прощения, сомневаюсь.
Э.Г. Ну, ты у нас строгий ценитель женской красоты... Так вот, мы долго
удивлялись: почему это нас перевели, а не родственников университетского начальства.
А когда с "красными" дипломами в зубах вернулись домой, то выяснилось,
что нас попросту убрали с глаз долой, чтобы мы не мешали устройству в аспирантуру
детей и внуков. Но дело давнее, проехали...Естественно, тогда и в мыслях не
было остаться в Москве. Помнится, я даже уговорил переехать в Ереван своего
сокурсника. Тем более что он как раз влюбился в одну из наших студенток, а потом
женился.
Р.С. Думаю, их уже там нет.
Э.Г. Они уехали в Москву через несколько лет. Сейчас он известный ученый-русист,
она - директор школы. На самом деле жизнь в Ереване тогда была приятной, неспешной,
я бы даже сказал - благостной. Особенно на фоне суетной, несытой Москвы. Без
работы никто из наших не остался. Я успешно подвизался на ниве расцветающей
в те времена информатики. Но потом долгий роман с моей московской знакомой пришел
к завершению в виде свадьбы. Молодая жена, не найдя себе работы, уговорила меня
на год-другой переехать в Москву, а там, мол, видно будет... Это мне показалось
авантюрой, но какой армянин не любит рисковать?!Вот так все и случилось. Слово
за слово, год за годом, там дети пошли, работа, московский ритм.
Р.С. Да, московский ритм -штука утомительная, но и чрезвычайно всасывающая.
Э.Г. Именно. Разумеется, каждый год приезжал в Ереван. А через несколько
лет вдруг обнаружил, что спустя пару недель чувствую себя бездельником-отдыхающим
и пора обратно, в бешеную суету выживания в мегаполисе. С тех пор и до того
момента, как империя стала разваливаться, жизнь в Ереване казалась курортом,
но нельзя же вечно отдыхать.
Р.С. Вспомнил! Ты действительно возвращался, и мы с тобой не раз общались.
Я тогда работал в "Литературной Армении", а ты уже писал фантастику.
Жизнь в Ереване мне лично не казалась курортом. Может, оттого, что была интересная
работа и работал я как проклятый. Да еще и частые командировки в Москву и Питер.
Впрочем, это меня как раз привлекало: общение с писателями, переводчиками и
особенно переводчицами... Мы открывали в журнале новые рубрики, печатали интересных
современных авторов - и не только армянских. Предыдущая команда была повернута
на Мандельштаме и Брюсове, а у нас пошли переводы с иностранных языков, печатали
Маркеса, Брэдбери... Открыли при Союзе писателей секцию по приключенческой и
научно-фантастической литературе. Организовали первое в Армении Всесоюзное совещание
писателей-фантастов. Времена в каком-то смысле были и правда благостные. Меня
окружали люди по тем временам весьма продвинутые. Хотя и далеко не святые.
Э.Г. Председателем той памятной секции был, помнится, Карэн Симонян, который
считал себя отцом-основателем армянской фантастики. Хотя я успел увидеть живого
патриарха - Ашота Шайбона...
Р.С. Что такое армянская фантастика - никто толком не ведал. Герои должны носить
армянские имена или есть лаваш в космическом корабле?.. Покойный Евгений Брандис
вывел тогда формулу: армянская фантастика поэтична и ностальгична. Но такова
и фантастика Брэдбери. Впрочем, это не так важно. Все было неплохо. Но редакционные
будни, сам знаешь, страшное дело. Этот бесконечный поток рукописей, от которого
можно сойти с ума. Вообще, человеку пишущему нельзя каждый день иметь дело с
другими пишущими людьми, особенно если те не очень интересны, но очень самоуверенны.
Ну вот, значит, на шестом году работы я уже лез на стенку, а на седьмом хотел
под жечь или взорвать редакцию.
Э.Г. Что такое редакционная текучка, я знаю прекрасно. Почти десять лет
проработал в журнале "Наука и религия". Заведовал, так сказать, наукой.
Если тебе приходилось общаться с графоманами, то мне, как правило, с откровенными
психами, "чайниками", пророками, контактерами, изобретателями вечных
двигателей, разгадчиками тайн пирамид, Бермудского треугольника и так далее.
А экстрасенсы просто табунами ходили... А Карэна Симоняна хорошо помню. Если
не ошибаюсь, он потом возглавил экологическое движение и позакрывал все, что
можно закрыть. И он, можно сказать, приложил руку к коллапсу экономики. Еще,
кажется, рулил не то культурой, не то просвещением, не то издательствами. ..
Р.С. Издательствами. Хотя, думаю, не в нем (или не только в нем) дело. Он ведь
был человек вовсе не глупый. Просто хотел вписаться в то, что вокруг происходит,
и быть при этом на первых позициях. Между прочим, сейчас в Париже живет, не
ведаю, правда, на каких позициях. Но все это позже. А тогда, в 1982 году, Высшие
курсы сценаристов и режиссеров в Москве, куда я помчался поступать, меня просто
спасли. Это были чудесные два с лишним года, о которых до сих вспоминаю с трепетом.
И наверное, остался бы (тем более что предлагали стажировку на "Мосфильме")
, если бы не семья. Так что вернулся в Ереван, занимался журналистикой, много
печатался, писал сценарии. Их на "Арменфильме" называли вненациональными
и прятали куда-то в архив. Александру Андраникяну с большим трудом удалось отстоять
сценарий мультфильма "И каждый вечер". После того как фильм был снят
и получил кучу призов на разных фестивалях, он автоматически стал национальным.
Его крутили по ТВ каждую неделю, по нему делали календари. Потом Сашка сделал
еще пару фильмов по моим сценариям и уехал в Москву. Он был в нашей компании
первым. В Москве он снял по моему сценарию еще один мультфильм (с покойным ныне
Арменом Пет-росяном), приступил ко второму, потом стал одним из ведущих российских
клипмейкеров и уехал в Нью-Йорк. С ним-то все понятно и естественно. Но ведь
добрая половина арменфиль-мовских "патриотов" тоже вдруг оказались
в Москве.
Э.Г. Да, иногда забавно бывает встретить вчерашних воинствующих патриотов,
крепко укоренившихся далеко за пределами родины.
.
Р.С. Со стороны мой отъезд выглядел так, будто я ищу лучшей жизни. Оно и понятно,
поскольку позже, когда все понемногу стали разбегаться, они действительно искали
лучшей жизни в прямом и в самом что ни на есть материальном смысле этого слова.
Но я всего лишь хотел быть востребованным в той степени, в какой этого заслуживаю.
Делать то, что мое.
Э.Г. Человеку, плохо тебя знающему, может показаться, что ты оправдываешься...
Р.С. Перед кем?!
Э.Г. Вот именно - перед кем? Мы никому не давали полномочий за нас решать,
что армянское, а что нет. В свое время, когда о национальной культуре начинали
рассуждать полуграмотные функционеры, рука невольно тянулась к карману - проверить,
на месте ли кошелек. Помнится, в те далекие годы, еще в Ереване, я как-то бряк-нул
неосторожно одному нашему общему знакомому, что, мол, это я создаю национальную
культуру за своим письменным столом, а не он, просиживающий штаны в кабинетах
начальников. Правда, с тех пор о том, чтобы печататься в Армении, я и не помышлял.
В общем, тема болезненная, лучше ее не трогать.
Р.С. Между прочим, наилегчайший путь к популярности -комплиментарное отношение
к собственному народу. Мол, ты, мой народ, лучше, чем другие. Или поиск врага.
Мол, все твои несчастья от тех-то и тех-то. Этим грешат многие деятели, в любой
стране. Но ты прав, оставим болезненные темы. Хотя любая тема сейчас болезненна.
К примеру, что происходит сегодня. Десятки, сотни тысяч наших соотечественников
разбрелись по миру. Устроились на работу, перевезли семьи, и вернутся ли -большой
вопрос. То есть вернутся (и уже возвращаются) те, кому не слишком повезло. Идет
своего рода естественный отбор. Плохо это или хорошо?.. С одной стороны, плохо.
Плохо быть эмигрантом. С другой, Армении за эти годы сильно помогли денежные
потоки отовсюду. И те, кто там остался, смогли развернуться. И есть третья сторона.
Часть новоприбывших хорошо вписались в бизнес, в коммерческие структуры. Представители
местных колоний, даже если они сами не слишком образованны, стараются определить
детей в лучшие учебные заведения. И может, лет через 10-15 в той же Москве появится
прослойка новой армянской интеллигенции.
Э.Г. В культурной сфере тоже появляются новые имена. Немало армян подвизается
сейчас в московских СМИ. Но колония - это, наверное, слишком сильное определение.
Оно предполагает локализацию, кучкование по месту жительства, крепкие неформальные
связи. Может, оно имеет место, просто я не в курсе. Мои контакты с людьми формируются
не по этническому признаку. Хотя ты прав: чем больших успехов они добьются,
тем больше помощи Армении. Впрочем, на фоне грядущего переформатирования мировой
цивилизации наши личные проблемы кажутся мизерными.
Р.С. Да, но пока они имеют место. И кстати, об этнических связях. Меня всегда
называли армянским фантастом, а тебя русским. Так и в энциклопедиях значится.
Но при этом в твоих произведениях куча армян, а в моих - ни одного. Только в
"Космическом Декамероне", и то имена усечены. Впрочем, у меня по большей
части притчи, где национальность героя не столь важна. У тебя же романы. И вообще,
мне кажется, ты несешь в себе некое романтическое начало. При всем твоем кажущемся
прагматизме. Это проявляется и по отношению к Армении. Наверное, тут играют
роль замечательные воспоминания юности. Потом у тебя был большой разрыв. Ты
наезжал, но уже как гость. А я до сорока лет жил там и наезжал в Москву. Посему
моя романтика связана с Москвой. Ну, и с Питером, как я уже говорил. Любовь,
страсть я находил там. В этих двух городах я часто влюблялся. А женщины в моей
жизни сыграли огромную роль. Настоящий армянский мужчина (каковым я, к сожалению,
не являюсь) выбирает для семейной жизни "железобетонную" тетку, умеющую
готовить, стирать и детей рожать, а для романтики — другую, в жанре "ка-масутра".
Я же всегда предпочитал два в одном.
Э.Г. Настоящий мужчина и "железобетонной" тетке может такую "камасутру"
устроить, что она всю жизнь будет ему, как говорится, ноги мыть и воду пить.
Р.С. Может. Но не будет. Чтобы тетку не "портить". Нет, ты явно оторван
от народа своего. Потому ностальгически к нему относишься.
Э.Г. Это ностальгия по молодости. С одной стороны, конечно, человек должен
быть адекватен своей культуре, языку, ландшафту, наконец. Но если волей обстоятельств
он вынужден изменить место своего пребывания, а языковая среда, в которой он
находится, радикально изменилась, то он и становится носителем культуры "в
себе и для себя", как сказал бы Кант. А старик знал, что говорил. Это вполне
самодостаточное состояние, но расплачиваться за него приходится душевным комфортом,
повышенной социальной адаптиро-ванностью - одним словом, быть начеку и не давать
себе расслабляться. Наше дело -быть честными по отношению к себе, к своим текстам.
А уж потом история (а проще говоря, читатели) решит, какие мы с тобой писатели
-армянские, русские... У нас же к тому времени будут, как ты догадываешься,
совершенно иные проблемы...
|