«Я стремился делать поэтичным все то, что меня окружало...»

Так уж распорядилась судьба, что именно с подольским краем были связаны и прекрасные, и тяжелые периоды жизни великого мага кино Сергея Параджанова. Под Винницей родился его учитель, рано ушедший из жизни режиссер Игорь Савченко, воспитавший также Марлена Хуциева, Владимира Наумова, Александра Алова, Григория Чухрая…

Именно им в 1950-м пришлось после смерти наставника завершать съемки фильма «Тарас Шевченко». В «столице Подолии» Виннице жил и творил Михайло Коцюбинский. По мотивам его повести «Тени забытых предков» Сергей Параджанов снял в 1964 году на киностудии им. А.Довженко завораживающий фильм об удивительно своеобразном мире карпатских украинцев. Народные обычаи, характеры, костюмы гуцулов, поэзия и красота гор, прекрасно описанные Коцюбинским, захватили режиссера. «Карпатскую эпопею» Параджанова весь мир созерцал с любовью и восторгом. Фильм этот собрал неслыханное количество премий, стал рекордсменом по числу наград (28!), полученных когда-либо на международных конкурсах. Мэтры кино были едины в своих суждениях, назвав этот киношедевр «звездой первой величины».

».
Однако не успели «Огненные кони» (так фильм назывался в зарубежном прокате) триумфально «проскакать» по кинозалам мира, как началась травля Параджанова. Не мог такой яркий, самобытный талант вписаться в рамки существующего строя. Художнику были предъявлены обвинения по нескольким статьям Уголовного кодекса: от изготовления, сбыта и распространения порнографии до мужеложства. Ни врачи, ни художники, ни искусствоведы не могут провести черту между порнографией и эротикой, а в те затхлые, «застойные» семидесятые партийные блюдолизы – специалисты по приклеиванию ярлыков еще более рьяно взялись за работу. Сергея Параджанова судили и трижды приговаривали к длительным срокам.

После первой, лукьяновской отсидки с декабря 1973 года Параджанова упекли в Губникскую колонию строгого режима для особо опасных преступников. Сюда, в губникскую глушь, Сергею Иосифовичу писали многие известные люди, приезжал Юрий Никулин. Коллеги Параджанова тайно передавали сюда книги, и это стало причиной перевода режиссера в другую колонию, Стрежавскую. Всякого насмотрелся великий «стрежавский узник». Однако большинство и заключенных, и надсмотрщиков вскоре вынуждены были признать: Параджанов – это человек, который выше других на голову.
«Я, грузинский армянин, осужденный за украинский национализм…. Я вспоминаю Губник, Стрежавку. Людей, для кого добро, честь были выше эполет. О них еще обязательно расскажу…» Письма Параджанова из зоны удивляют неутомимым любопытством ко всем сферам и проявлениям жизни. Память Мастера на людей и интерес к ним поистине феноменальны. В письмах, большинство которых сдобрены колоритным «тифлисским сленгом», фигурируют не только имена его многочисленных родственников, - не позабыты даже их пристрастия и увлечения. По воспоминаниям параджановских друзей, он был чертовски обаятельным человеком. Едва познакомившись, люди прикипали к нему всем сердцем: пробивались на свидания через все запреты и кордоны, писали письма, слали посылки.
«Если бы я увидел Гранта Матевосяна раньше, то он сыграл бы Саят-Нову. Он похож на Эль-Греко. Милый, добрый, красивый, сутулый, гневный…» - это из письма сестре Анне. А вот отрывок из его послания другу и ученику Роману Балаяну: «Роман, дорогой! Рад твоей удаче. Пусть «Каштанка» станет началом твоего творческого взлета…» Не удалось преследователям Параджанова заглушить и звучавшую в его душе высокую ноту творчества. Отлучённый на многие годы от экрана, он и в неволе продолжал увлеченно рисовать и создавать коллажи. В беседе с венгерским радиожурналистом Йожефом Баратом Параджанов вспоминал: «Я там работал дворником. Видите эту фигуру с метлой, там, среди кукол? Это я там, в зоне. Я работал и в прачечной, где уголовники были не склонны работать. Это было ниже их достоинства. Они не верили, что я режиссер, а не вор и что, значит, могу работать в прачечной и могу быть комендантом общежития. У меня было свободное время, хрустящая, чистая, белая, как мечта, бумага, на которой тонким карандашом или фломастером я рисовал все, что помнил из нормальной жизни. В моей изоляции я стремился делать поэтичным все то, что меня окружало…»

Недаром говорится: художник – и в аду художник! Кусочки мешковины, блестящие кусочки фольги да сушеные цветы - вот, пожалуй, составные части бессмертных параджановских коллажей. Первоначально к странному занятию заключенного надзиратели относились равнодушно. Но чуть погодя сами взялись составлять композиции из засушенных цветов и даже устроили большую тюремную выставку. Что до пристрастия к произведениям прикладного искусства, то оно у сына тифлисского старьевщика Овсепа с раннего детства.
В дальнейшем, пропущенное через магию кино, это уникальное свойство станет «визитной карточкой» режиссера. К примеру, в «Саят-Нове» знак Жизни символизирует плод граната, обагренный кинжал олицетворяет Смерть, в прологе «Теней…» падающая сосна предвещает беду…
Как ни надеялся Параджанов, что Стрежавка окажется его последним невольничьим обиталищем, впереди Мастера ждала еще колючая проволока Перевальска. Лишь в декабре 1977 года великий кинорежиссер был выпущен из-под стражи. Возымели действие просьбы и обращения выдающихся деятелей мировой культуры.
Он приезжает в Москву, к друзьям. С ним в дороге его любимые творения: восемьсот лагерных рисунков, композиций, куклы, а также шесть оригинальнейших сценариев. Узнав о досрочном освобождении Параджанова, к его временному пристанищу примчался Владимир Высоцкий. Не дойдя до порога, упал на колени перед балконом. Слезы катились из его глаз. А сверху улыбался ему и не замечал собственных слез, словно пригвожденный к перилам, чернобровый бородач…
Пробыв немного в белокаменной, Сергей Иосифович уехал в Закавказье. В Грузии и Армении он снимет поэтико-героическую драму «Легенда о Сурамской крепости» и перенесет на экран лермонтовскую сказку «Ашик-Кериб». Одна из итальянских газет так напишет о «Легенде…» после показа ее в 1985 г. на Международном кинофестивале в Пезаро: «Через пятнадцать лет после «Цвета граната» Параджанов вновь доказал, что он великий режиссер, способный создавать только шедевры». Да и при создании «Ашик-Кериба», получившего главный приз на МКФ в Португалии, Параджанов остался верен себе. Взявшись за экранизацию творения о странствующем ашуге, он с помощью буйных игр с типажами и красками создал яркую «восточную сказку, похожую на расписную шкатулку».
Великий Мастер кино до конца жизни был полон замыслов и планов. Однако коварная запущенная болезнь вконец подточила его здоровье. Победить ее не удалось. В ночь с 20 на 21 июля того же 1990 года уставшее и больное сердце 66-летнего Художника остановилось. Остались нереализованными киносценарии «Киевские фрески», «Мученичество Шушаник», не снято «Интермеццо» по Коцюбинскому, «Слово о полку Игореве» и многое другое…

Сергей Даниелян