Рюмочка для храбрости

Но кто-то ведь идет в стриптиз. То есть основную массу стриптизерш предприимчивые продюсеры привозят в Ереван из российских и украинских глубинок и охраняют их, кстати говоря, как президентов или олигархов. Но в последние годы облюбовали шест и армянки, в чем ничего дурного я лично не вижу.

Другое дело, что девушки идут в эту профессию не от хорошей жизни и держат это в строгом секрете от родственников, знакомых, соседей. Поэтому и интервью не дают. Немалых трудов стоило найти девушку, которая согласилась бы пообщаться с журналистом и при этом назвать свое настоящее имя. Ею оказалась Анна Тамазян, эмоциональная, экспрессивная, миловидная и очень неглупая. В девяностые семья, как и многие другие ереванские семьи, бедствовала, никак не удавалось свести концы с концами, и девочке с 12 лет пришлось зарабатывать. Продавала воздушные шарики, на которые сегодня смотреть не может. Окончив восемь классов, стала работать официанткой в ресторане. Всегда любила танцевать и делала это для своего удовольствия. Когда ей предложили работу танцовщицы в ночном клубе, долго не могла решиться. Надо было преодолеть внутреннюю зажатость, стеснительность. Репетировала дома перед зеркалом. Но одно дело – перед зеркалом, другое – перед публикой…
А.Т. В конце концов, самой стало интересно, смогу ли преодолеть этот комплекс. Решила попробовать. Если не получится, никто ведь меня насильно держать не станет. Я и пошла. Получилось. Более того, вскоре появились постоянные поклонники, которые приходили в клуб только для того, чтобы увидеть мое выступление.
– Еще бы, такая экзотика: чистокровная армянка на фоне славянских девушек.
– Дело не только в экзотике. К тому времени в стриптизе появились и другие армянки. Но я действительно хорошо танцую, хотя профессионально этому никогда не училась. Часто вкладываю в танец элементы юмора, потому что слишком серьезно исполнять стриптиз – уже несерьезно. Появляется ощущение неестественности, будто валяешь дурочку. Поэтому лучше чуточку подтрунивать над собой. Ну, а носить собственную кожу как одежду давно научилась. Так что этот комплекс я преодолела. Не преодолела другой. Остается внутреннее напряжение, связанное с тем, что какой-нибудь болван обидит или оскорбит. Поэтому перед выступлением, чтобы немного расслабиться, выпиваю рюмочку коньяка.
– А что, обижают?
– Бывает. То подзовут к столику и ущипнут так, что потом три дня синяк на заднице или на груди не проходит, то шепнут на ухо какую-нибудь мерзость, то насильно на колени сажают… Однажды был такой случай. Прямо посреди танца подходит к шесту подвыпивший гуляка, из тех, кто считает, что за деньги можно все. Хватает за руку и не просто предлагает, а приказывает: «Пошли со мной». Я уговариваю его вернуться на свое место и успокоиться. Он на меня матом. В общем, вывел из себя. Я с размаху влепила ему пощечину и вдобавок врезала тяжелой туфлей. Один каблук чего стоит, человека убить можно. Через минуту он уже на полу валялся. Потом были разборки в милиции. Наверное, я погорячилась, но когда достают… Ведь что ужасно: считают, что стриптизерша и проститутка – это одно и то же. Хотя даже с проституткой нормальный человек не станет вести себя по-хамски.
- Вредная у тебя работа.
- Еще какая вредная. Нервы на пределе, и сердце в последнее время пошаливает. А мне ведь только двадцать один год. Хотя порой кажется, что все сорок. Мне рассказывали, что в Москве стриптизерши никогда не отказывают посетителям в интиме, поэтому те, кто там побывал, ведут себя соответственно и здесь. Это так?
– Смотря какие стриптизерши, смотря в каком баре. Железного на этот счет правила не существует. Думаю, и в Ереване так же. Не станешь же ты утверждать, что из знакомых тебе танцовщиц ни одна никогда и ни с кем…
– Не стану. Но, во-первых, у нас приличное заведение. Во-вторых, поехать с мужчиной или отказать ему – личное дело каждой девушки, даже если она работает не в стрип-баре, а в каком-нибудь офисе. За других не отвечаю, но то обстоятельство, что я работаю в стриптизе, делает меня более осторожной. Особенно если учесть, в каком обществе живу. К тому же у меня есть друг, который относится к моей работе очень ревниво: провожает, встречает.
– Не уговаривает бросить стриптиз?
– Он был бы рад. Но куда я денусь? Так хорошо я больше нигде не смогу зарабатывать. Я ведь еще помогаю семье, маме, родным. Снимаю квартиру в центре города. Все это не так просто, и других перспектив я для себя не вижу. А в Москве стриптизерши замуж выходят?
– Выходят.
– И работу свою бросают?
– Кто бросает, а кто нет. А ты, никак, замуж собралась?
– Ну что вы, у нас на стриптизершах не женятся. Хотя и может быть один счастливый случай на сотню. Нет, я не верю в сказки со счастливым концом. Как-то мы с моим другом пошли в гости к его женатому приятелю. На следующий день тот позвонил и попросил больше не приводить в порядочную семью стриптизершу. Можно подумать, я у них там голая танцевала. Уверена, жена его надоумила позвонить. Но дело даже не в этом. Мой друг очень переживал, потому что прекрасно понимает: общественное мнение – великая сила, против него не попрешь.
– Иначе говоря, твой друг на тебе жениться не собирается?
– С его стороны это был бы почти безумный поступок. Конечно, я была бы не против, но после этого мы должны уехать куда-нибудь подальше. Что вы так удивленно смотрите? Думаете, почему я согласилась с вами встретиться? Я уже махнула на все рукой. Или разозлилась: ну, стриптизерша, что с того? Конечно, сообщать всенародно о своей работе не стану. И не потому, что забочусь о будущем, а чтобы не усложнять свою и без того сложную жизнь. Проходу не дадут. Нервных стрессов и так хватает. Хотя, если честно, работу свою я люблю, и если бы меня окружали нормальные люди…
– Неужели все такие?
– Что вы, если бы все, я бы сошла с ума. Есть вполне приличная, интеллигентная публика. Слава Богу.
– Вижу, у тебя крестик на шее…
– Не для красоты. Я часто молюсь. Особенно когда прохожу мимо церкви. Правда, внутрь заходить не решаюсь. Не знаю, как Господь относится к стриптизершам. А вы как думаете?
– Я уверен – хорошо относится.

Руслан Сагабалян