Однажды в Ереване

Мы, как известно, патриоты, от мала до велика. В том смысле, что любим свой народ самозабвенно и не упустим случая заявить об этом. Произнести тост, отметить собственный талант и трудолюбие, вспомнить, каких дали человечеству великих людей (причем, каждый из нас считает, что он лично и дал их) – Айвазовского, Хачатуряна, Сарояна, Суворова-Манукова, Азнавура, Труайя, Шер и даже таинственную «железную маску», что томился в Бастилии в 18 веке.

Все это хорошо. Но удивляет вот что. Мы гордимся либо теми, кого уже нет в живых, либо теми, кто завоевал мировую славу и в нашей моральной поддержке не нуждается. Скорее, мы в них нуждаемся. А как же другие, те, кто живут, работают, добиваются успеха сегодня? В Москве, Петербурге или где-то еще. Они уехали не по зову желудка - живут иными ценностями, сами создают эти ценности, и если на чужой стороне уважают армян, то, кажется мне, благодаря им, а не армии безликих кочевников, рассыпавшихся по бескрайней империи.
Каждый раз, приезжая в Ереван, сталкиваюсь с необъяснимым равнодушием к жизни соотечественников, добившихся признания ( не финансового, с этим все в порядке) за пределами Армении. А ведь стать сегодня заметной фигурой в иной культуре гораздо сложнее, чем двадцать-тридцать лет назад. Тогда по линии «дружбы народов» и выставки открывались, и книги издавались, и фильмы снимались, и творческие вечера устраивались, и концерты, и прочее-прочее. Капут дружбе народов. Попробуй сегодня добиться чего-то значительного – славы, признания - не на своей земле и со своим окончанием фамилии. Издать книгу, которую читали бы не только соотечественники. Сделать кино, которое смотрели бы миллионы. Печататься в престижных изданиях. Иметь свое мнение. Думаете, я про себя? Про других. Когда я высказал все это одному ереванскому знакомому, он знаете что ответил? «А ты как думал? Они там будут жить припеваючи, а мы ими интересоваться?» Я ему: «Припеваючи живут торговцы, да и те трудятся в поте лица. Я не про них». А он мне: «Про деятелей культуры? Живи я там, я бы тоже стал известным человеком». Я ему: «Ты в этом уверен?» Спрашиваю и по глазам вижу – уверен. Он мне знаете что выдал? «Вот если кто-то из них получит Нобелевскую премию, тогда и поговорим». Железный аргумент. Я уж не стал возражать, что нобелевскому лауреату аплодируют все, и вообще, поддержка нужна в пути, а не на финише. В общем, промолчал я. Да и теперь не заговорил бы об этом, если бы не одно приятнейшее исключение.

Моя давняя приятельница, врач Гоар Маркосян издала однажды в Ереване (на русском языке) книжку очень неплохих стихов. Не скажу, что книжка прошла на ура, да и Гоар не добивалась всенародного признания. Лечила людей и попутно пробовала себя в литературе. Всего лишь. Затем вышла замуж за моего давнего приятеля, эстонского писателя Калле Кяспера, собрала чемоданы и уехала в Таллин. Спустя несколько лет она написала роман под названием «Пенелопа». Роман появился вначале в петербургском журнале «Звезда», затем вышел в московском издательстве «АСТ» и был выдвинут на премию «Букер». Не Нобелевская, но все равно очень престижная премия. Роман о Ереване начала девяностых. Точнее, о девушке по имени Пенелопа, которая в суете безумных политических вихрей и искрометного национального пафоса ищет в блокадном городе квартиру, где есть горячая вода и можно элементарно искупаться.
Роман мне очень понравился. Не только мне, не только издателям, не только тем, кто перевел его на иностранные языки, но еще и председателю Центробанка Армении Тиграну Саркисяну, который устроил презентацию книги в ереванском баре «Камертон» и пригласил туда Гоар и Калле. Не думал я, что банкиры книги читают. Хороший симптом.
Давно не видел дорогую моему сердцу супружескую пару, и вот встретились. Оба нисколько не изменились, такие же веселые, ироничные и так же понимают друг друга с полуслова. Смотришь – душа радуется. Бывают же по-настоящему счастливые браки. Калле, как обычно, склонен к философским размышлениям (у него хороший аналитический ум – бывший шахматист как-никак), Гоар же, как всегда, рассудительна и неоднозначна.
— Ну, и как вам сегодняшний Ереван?
Гоар: Первое, что бросается в глаза: привели в порядок улицы, много новостроек, кафе, магазинов. Если говорить о товарах, то больше продуктов питания, чем чего-либо другого. Но это естественно и для армян, и для начала. Я общалась с людьми разного достатка, и вот вывод: стало больше довольных жизнью. Не индюков-богатеев, как это было года три назад, а вполне нормальных людей. Недовольство заложено в армянском характере, в мировосприятии. И тем не менее люди стали больше улыбаться и меньше ныть. Даже у тех, кто продолжает жаловаться, в доме непременно стоят несоветский телевизор, телефон и прочие современные удобства. Значит, концы с концами сводить можно. И нищих на улицах стало заметно меньше, чем несколько лет назад. Жаль, что книжных магазинов осталось мало, да и выбор в них невелик. С другой стороны, может, это лучше, чем если бы прилавки завалили донцовыми и «гарри потерами».
Калле: Тут уже надо говорить о прелестях демократии. Все, что нравится большинству – хорошо, а все, что ему не нравится – плохо. Таков принцип демократии. Цензура большинства (нравственная, моральная, мировоззренческая) и цензура, скажем, политическая – вещи почти равнозначные. (И кто это говорит – бывший диссидент! – Р.С.)
— Поэтому у тебя роман в «Литературной Армении» не приняли?
Калле. Сказали: «Это не подходит по идеологическим соображениям». То есть по соображениям большинства. Не проблема, отдам в другой журнал. Обидно, потому что главный герой романа - армянин и там много про Армению. На эстонском роман уже опубликован, а на русский его перевела Гоар.
— Бог с ней, с «Литературной Арменией». Ты у нас нормальный эстонский писатель, пишущий на эстонском языке. С твоей женой сложнее.
Калле: И с ней все нормально. Она русская писательница армянского происхождения, живущая в Эстонии.
— Разложил, как в шахматах.
Гоар: На самом деле русские (за исключением некоторых) любят меня ничуть не больше, чем остальных армян. То, что я пишу на русском языке, не делает меня для них своей. К тому же мне самой французская, к примеру, литература гораздо ближе. И вообще, европейская культура больше «своя». Так что вряд ли я могу назвать себя русской писательницей. Литературовед Сергей Мурадян назвал меня «межкультурным явлением». Наверное, это ближе к истине.
— Есть разница между армянским и эстонским мужем?
— Трудно сказать. У меня же не было армянского мужа. Да и эстонский не совсем типичный. И вообще, это зависит от личности, интеллекта, воспитания. Ревнивые мужья с развитым инстинктом собственника не совсем типичны и для того армянского слоя, к которому я принадлежу. Я и в Таллине делаю ту домашнюю работу, которую делала бы в Ереване, если бы вышла замуж за армянина. Разница, может быть, в том, что эстонский муж мне помогает и говорит «спасибо», когда его вкусно кормят. С другой стороны, он ведет мои дела вне дома, но так поступают и многие армянские мужья. Словом, национальность тут большой роли не играет.
— Тебе нравится жить в Таллине?
— Тут есть парадокс. Открыта вся Европа. Можешь купить билет, поехать в Париж или отдохнуть в Греции. Это замечательно. Но чтобы попасть в Москву или Питер, нужна виза. Хуже того, по приезде надо, кровь из носу, зарегистрироваться, что отбивает всякую охоту туда ездить. Появляется оторванность от бывшего «своего мира». Правда, можно переписываться с друзьями по Интернету, но это не заменяет живого общения.
Калле: Особенно, когда друзья ленивые и редко пишут письма.
Я обещал исправиться.
* * *
Гоар отметила, что довольных (или, по крайней мере, не жалующихся) стало в Ереване больше. А мне бросилось в глаза другое. Больше стало разведенных женщин, и в них, в этих женщинах, проявились не свойственные им прежде качества: независимость, самодостаточность, деловитость. Когда я общаюсь с разведенными женщинами в Москве, я не воспринимаю это как нечто из ряда вон выходящее. Они, как известно, и коня на скаку остановят, и в горящую избу войдут. А тут не верю глазам своим. Не уродины, не старухи, очень даже привлекательные дамы – и живут одни. Что-то явно разладилось в «датском королевстве». А может, думаю, нет худа без добра? Теряя одно, обретаешь другое. Возьмем, к примеру, актрису Анаит Муратханян. В глазах озорной блеск, непринужденно общается, заразительно смеется, охотно шутит. Недавно выдала дочь замуж
— Наверное, одиноко стало?
— С непривычки – конечно. Мой брак недолго продлился, так что мы с дочерью достаточно давно живем вдвоем. Квартира как-то резко опустела. Но я люблю уединение. К тому же пора о себе подумать. Может, пуститься в путешествие – Париж, Рим, Венеция?.. А?
— Почему бы нет? Если это не помешает профессии.
— Я не так уж зациклена на профессии. Ну, хорошо, снимусь еще в одном фильме, сыграю еще в одном спектакле – счастья-то не прибавится. Нет, сыграю, конечно, с удовольствием, но не сильно рвусь. Поэтому, наверное, не так много ролей.
— Можешь их перечислить?
— Все не могу, потому что на самом деле их было достаточно. Говоря «не так много ролей», я имею в виду последние, скажем, десять лет. В Театральный я поступила в 74-ом, а закончила в 78-ом. Вот и считай, сколько их могло быть. А из тех, что поновее – «Бесконечное возвращение» Жоры Арутюняна, «Последний учитель» Норайра Адаляна, «Царь Киликии» Мушега Ишхана… В кино – «Срок 7 дней», «Мужской характер», «Товарищ»… Вообще, с кино мне не очень везло. Приезжал Родион Нахапетов подбирать актеров на свой новый фильм, увидел мою фотографию и говорит: «Мне нужен армянский типаж. Какая же это армянка?» Почему-то считается, что типичная армянка должна быть смуглой, низкорослой, черноволосой и с большим носом. Прямо хоть пластическую операцию делай по увеличению носа.
— Ты бы сделала?
— Да нет. Я же говорю: не рвусь. И никогда не рвалась. Зная еще и всю эту кинематографическую кухню. Я ведь долго выбирала между двумя профессиями – врача и актрисы. Выбрала вторую по молодости, должно быть.
— А говорят, кухня – часть профессии.
— Очень может быть. Но нас в свое время учили иначе. Да и домашнее воспитание было иное. Так что меняться поздно. Пусть молодые усваивают кухню: им легче.
— Как ты относишься к сегодняшней армянской действительности?
— Очень неоднозначно. Я человек аполитичный, меня идеи мало привлекают, и мне совершенно все равно, что там за окном – капитализм или социализм. Любимое время – 70-е годы. Жилось как-то спокойнее, беззаботнее, были другие ценности. Хотя есть одно привлекательное обстоятельство в сегодняшней жизни – скучать не приходится.
— Есть любимые развлечения?
— Шейпинг, бильярд, чтение. Обожаю Чехова. Недавно перечитывала «Драму на охоте». Еще одно развлечение – снимаюсь в клипах. Забавный жанр. Люблю побыть дома, но замкнутым человеком меня не назовешь. Общаюсь с людьми с удовольствием. И вообще, все, что делаю, делаю с удовольствием. Так что если ты спросишь, счастлива ли я, то, скорее всего, отвечу утвердительно.
Беседовали мы в старом добром «Поплавке», затем пошли по проспекту Маштоца и увидели демонстрацию с транспарантами, направляющуюся в сторону Матенадарана. На транспарантах – воззвания, имена, «долой» «за». Люди шли не торопясь, вразвалочку; кто-то лузгал семечки, кто-то прикрылся газетой от жаркого солнца, кто-то пил минеральную из пластиковой бутылки, кто-то устал нести транспарант вертикально и водрузил его на плечо, как кирку или лопату. А кто-то помахал нам рукой, приглашая присоединиться. Мы вежливо отказались: спасибо, ребята, у нас свои развлечения.

Руслан Сагабалян