Армянин — ветеран цыганского театра

Есть люди-личности, биография которых начинается задолго до их рождения. Одним из таких людей, с кем мне посчастливилось недавно познакомиться — Александр Яковлевич Якулов. Если представить его по визитной карточке — народный артист России. Скрипач.Но одна строчка об этом человеке — ох, как мало, до преступного мало.

Первый раз об этом человеке я прочел в колокольной, совсем не соответствующей по содержанию своему названию газете «Московский комсомолец». Это было интервью с Якуловым, опубликованное под не очень-то лестным заголовком «Греховодник» («МК», 5.VII.1996 г.). Я вырезал и сохранил статью лишь потому, что там герой статьи говорит: «Мой дядя был гениальный художник Георгий Якулов». Я знал, что Георгий Якулов — армянин, я собирался о нем написать книгу. Но вот что пишет журналист Катя Прянник в предисловии к своему интервью с Александром Якуловым: «Он — вылитый цыганский барон. Увидела его на светском рауте — орлиный профиль, огромный рост, длинные седые волосы, бабочка (он называет ее бантиком), трубка, пальцы в крупных мерцающих перстнях. Величественный — хоть картину пиши»...
И в заключение — «Под джин с тоником я пытаюсь постичь племенные тайны цыганской крови».
«Цыганской крови». Так ли это?
В прошлом году вышла моя книга «Первое рукопожатие», где рассказывается о дружбе Георгия Якулова с поэтом Сергеем Есениным, который познакомился с очередной своей женой — Айседорой Дункан в мастерской художника в 1921 году. Александр Якулов купил эту книгу, прочел ее, и вот я у него дома в одном из коротких узкоплечих переулков знаменитого Арбата.
Хозяин дома, одну за одной гася и закуривая сигареты, громогласно и с гордостью рассказывает о своей родословной, время от времени показывая уникальные фотографии, документы, письма знаменитых деятелей культуры:
— Мой прадед по отцу Галуст Якулян был богатый помещик, имел земли в Кизляре, держал целый караван верблюдов, а дети его пошли в юриспруденцию. В частности, и мой дед Богдан, и мой отец — Яков Богданович, да и отец Жоржа Прекрасного (так в свое время многие называли художника Г. Якулова. — Прим. Р.Б.). Маму мою звали Сусанна Артеловна Кананова, она была тифлисская армянка. Жорж тоже родился в Тифлисе. А я — во Владивостоке, в 27-ом.
— То есть как? — удивился я.
— Гарик! — вдруг крикнул мой собеседник своему сыну, сидящему за компьютером в другой комнате, — принеси мне спички, здесь ни одна зажигалка не работает. — И продолжил: — До революции мой отец был видным политическим деятелем, известным адвокатом. Он по поручению Ленина отправился во Владивосток распутывать нефтяные долги России... Там он познакомился с будущей моей мамой — дворянкой Мещерской — русско-польско-еврейских кровей. Кстати, о моем отце пишет Солженицын в своей книге «Архипелаг ГУЛАГ».
Разглядывая небольшую гостиную, хаотично забитую всякими антикварными предметами, картинами, книгами, я спросил:
— Наверное, и о вас писали, и вас писали художники?
— Да, бывало и такое, — ответил маэстро. — Генрих Белль написал новеллу «Бах в одиночной камере», основываясь на событиях, связанных с годами, проведенными мной в тюрьме. Роскошный фильм снял обо мне Артем Боровик — «Человек с Арбата». Очень грустный фильм. Грустную песню обо мне написал и Александр Новиков — «Был я в гостях у маэстро, у князя». Да и Окуджава посвятил мне песню, по которой потом сняли фильм. Там были такие строчки: «...На какой-то деревяшке, на каких-то жильных струнах друг мой Сашка душу мне перевернул...» Да, со многими известными поэтами я дружил. Тут и Бродский Иосиф, Женя Евтушенко, Белла Ахмадулина, Саша Розенбаум... А у Володи Высоцкого в записи к стихотворению «Кони» играет моя скрипка. Кстати, этой моей скрипке 350 лет и сделал ее француз по имени Амати.
Я долго рассматривал висевшие на стенах его квартиры портреты хозяина, а 75-летний хозяин с бриллиантовым перстнем на указательном пальце, показывая на эти работы, говорил: «Это нарисовал Эрнст Неизвестный, это работа Сары Лебедевой, это — Шилов, Саша увековечил меня, этот портрет теперь на обертках конфет».
— Александр Яковлевич, — обратился я к нему, — а в связи с чем вы оказались в тюрьме? И как долго вы там пробыли?
— Очень просто, — ответил маэстро, — после окончания Московской консерватории в 1949-ом меня арестовали, обвинив в любви к джазу, к немецкой музыке, в частности в увлечении композитором Вагнером... В 53-ем Сталин умер, в 54-ом меня выпустили. В тюрьме я познакомился со многими известными людьми. Особо я подружился с талантливым дудукистом Уста Каро, как его называли. Он меня научил многим армянским песням, в том числе «Крунк» («Журавль»), «Цицернак» («Ласточка») и другим разным мелодиям...
Далее я удивлялся и возмущался — почему его часто называли цыганом, цыганским бароном или, как я уже привел цитату из «МК», человеком «цыганской крови».
— Наверное, потому, — объяснил мне маэстро, — что первая моя жена была венгерская цыганка, вторая — румынская цыганка. К тому же я двадцать лет проработал в цыганском театре «Ромэн» музыкальным руководителем. Я ветеран цыганского театра. Мы были очень дружны со Сличенко, он даже спектакль поставил обо мне — «О чем пела скрипка», и я в нем играл самого себя. Никакой я не цыган, хотя два моих сына от цыганских матерей. И оба живут в Америке. Один из них — Яков — прекрасный композитор и пианист, скоро он приедет в Москву на гастроли... А я? Что не видно, кто я? Все моя родня — на Армянском кладбище Москвы, почему и я туда часто хожу...
— А как дела с Арменией? — спрашиваю я.
— О-о! Я объездил полмира. Две страны я люблю больше всего в мире — это далекая от Европы Австралия и очень близкая моему сердцу Армения — родина моих предков и магнит для всех живущих на свете армян.
Вот вам и цыганский барон!
Роберт Баблоян