Беседы под солнцем

Нет, умиление, как способ самовыражения, мне присуще менее всего. Особенно, когда речь идет о таких железобетонных понятиях, как народ, родина, патриотизм. Я повидал, как в это играют и этим прикрывают свои личные и вполне земные устремления самые разные люди - одни сознательно, другие наивно.

Я видел, да и вы, наверное, не раз замечали, как приходит время и из-под самого яркого «идейного» покрывала вдруг начинают проглядывать очертания монстра. Доктор Джекил почему-то неизменно превращается в мистера Хайда. У всех народов и во все времена. Посему я мало верю в красивые истины и общепринятые догматы. Верю в собственные ощущения.

Микаел Погосян

И тем не менее что-то близкое к умилению, возникает каждый раз, когда приезжаю в Ереван. Ощущение комфорта, мудрой неторопливости и убаюкивающего тепла, которого в холодной и суетной Москве так не хватает. А и правда, думаю, куда спешить и что за великие дела меня ждут? И разве во вселенной что-нибудь изменится, если я окажусь не в этой, а в какой-нибудь другой точке мира? Ничего ровным счетом. Думаю о том и о сем, прогуливаясь по залитым солнцем улицам , которые и не улицы вовсе, а как бы продолжение собственного знакомого до мелочей дома или обжитого дивана. И если встречаю кого-то из старых друзей, которых так мало осталось, возникает такое чувство, будто самого себя встретил. «Боже, как изменился, постарел, и устал, должно быть!» - искренне удивляюсь, вглядываясь в человека, как в зеркало. Чуть позже, когда мы садимся за столик, заказываем кофе и начинаем беседовать, выясняется, что начав одинаково, мы все же прожили разные жизни, по-разному думаем, по-разному оцениваем вещи… Прищурившись, вглядываемся друг в друга, и каждый думает: « И чего же ты добился?» Или: « И что же ты скажешь такого, чего бы я не знал?». Но проходит еще какое-то время, и мы перестаем подозрительно щуриться и принимать позы, мы улыбаемся. В конце концов, прожитые годы и все, что достигнуто в этой жизни, ничто по сравнению…ну, хотя бы с этим невозмутимо и вечно греющим солнцем, которое видело и то, что видели мы, и то, что мы не видели и никогда не увидим.

Тот самый «Поплавок», что напротив Драмтеатра. Светская публики пользуется нижним этажом, верхний так и остался «студенческим». Здесь, внизу, начинают собираться после восьми вечера. Играет джазовая музыка, очень неплохой оркестр. Здесь мы просидели с Мишей до часу ночи. Потом он меня подбросил до дома на своем «БМВ»,

С Микаелом Погосяном мы знакомы уже, дай Бог памяти… двадцать с чем-то лет. Тогда он был молодым, хотя и не всенародно известным, но явно перспективным актером. Знала и любила его публика, посещавшая модный в те годы Камерный театр. Снимали Мишу в своих фильмах Ганнадий Мелконян, Агаси Айвазян, Виген Чалдранян. Считался он лицедеем исключительно комедийным, хотя уже тогда было заметно, что этот небольшого роста прыгающий, скачущий по сцене человечек умеет гораздо больше, чем просто смешить публику. Не было, наверное, подходящих ролей, специально придуманных под него. Прорыв произошел лет семь-восемь назад. Прошедшие с небывалым успехом в Армении и за ее пределами антрепризные спектакли, и особенно «Хатабалада», выявили в нем актера широкого трагикомического диапазона, мастера мгновенных перевоплощений, прекрасного имитатора, пародиста, исполнителя песен… Нет, не поющий актер, коих много, а актер и певец раздельно, артист, существующий параллельно в двух профессиях. И, как писала о нем одна газета, певец догнал-таки актера. Недавно вышел второй лазерный диск Погосяна. В «Поплавке», под звуки джаза он презентовал мне этот диск, сказав, что он хорошо продавался в Лос-Анжелесе и в Париже.

Алиса Саркисян. Музыкальный вундеркинд и просто красавица

Я. Сколько же платили за него ностальгирующие соотечественники?

Он. Двадцать долларов. И между прочим, покупали не только ностальгирующие соотечественники.

Официантка принесла бутылку какого-то заморского напитка. Сказала: с того столика в глубине зала. С какого столика, мы так и не поняли.

-Грустный ты какой-то. Будто недоволен чем. Видишь, какая популярность?

-При чем здесь популярность? Работать надо, А я в состоянии ожидания. А время идет…

-Постой-ка. Почти одновременно появились три фильма с твоим участием: «Веселый автобус» Альберта Мкртчяна, «Сумасшедший ангел» Сурена Бабаяна и «Симфония молчания» Вигена Чалдраняна. Ты практически задействован во всех армянских лентах. В Москве так часто снимаются только Меньшиков или Безруков. И ты считаешь, что нет работы?

-Я не сказал, что нет работы. Работа всегда найдется. В конце концов можно играть в репертуарном театре. Но это не для меня. Есть стандарт профессии, а есть то, что можешь делать только ты, что дано только тебе. И не потому, что ты какой-то особенный или гениальный. Просто каждому дано свое. Дано от Бога. И надо возвращать. Это естественная потребность: возвращать в мир то, что дано тебе сверху. Мне сорок семь лет, а я не реализовал и половины того, что могу.

-В одном фильме ты умудрился сыграть одиннадцать ролей…

-Двенадцать.

-Тем более. А столь популярный «Ереван-блюз»? А музыкальные клипы?..Нет, я, конечно, понимаю, что ты имеешь в виду. Тебе нужен масштаб. Но ведь ты же не уедешь из Армении.

-Не уеду. И не одобряю тех, кто уехал.

-Это про меня?

-Каждому свое. Но знаешь, есть такой распространенный тип уехавших армян: появляется некое высокомерие по отношению к своему городу, к своим соотечественникам. Они теперь, видите ли, птицы другого полета.

-Это все-таки про меня или не про меня?

-Про тебя меньше, чем про других.

-Спасибо и на том.

-Понимаешь, я не только актер, я армянин, и это моя судьба, моя карма, мой крест – называй как угодно. Я верю в Бога и убежден, что есть вещи недопустимые и наказуемые. Нельзя, например, бросить больную мать и уехать в поисках счастья, денег, славы, чего угодно.

-А в поисках самого себя? Впрочем, про «больную мать» аргумент сильный, не поспоришь. Но судя по иномаркам, выстроенным перед кафе, матушка идет на поправку. Я в Москве, между прочим, в метро езжу. И не сантехникой зарабатываю, а словом. Слово же в наше время ничего не стоит.

-Да я никого не осуждаю. Просто настроение такое. Знаешь, как у беременной женщины, которая не может разродиться. Мне, действительно, нужен масштаб. Но не в географическом смысле. Хочу сыграть хорошую роль в хорошем фильме, в хорошем спектакле. Режиссеры, с которыми работаю, заняты самовыражением. Актер для них - средство, пластилин, из которого можно вылепить все, что в голову взбредет. Совершенно самовлюбленные люди. Большинство режиссеров – это просто ходячий диагноз.

-Да, это так. Тебе нужен свой проект.

-Можно работать и в чужом проекте, если веришь в него, если с тобой считаются как с личностью. Что касается своего проекта... Агаси Айвазян написал прекрасную повесть, из которой сделал пьесу. Там есть роль специально для меня написанная. Про армянского бомжа, который едет на всемирный съезд бомжей в Америке. Классная вещь, надо только деньги найти. Есть еще одна идея, я давно ее вынашиваю, - фильм об актере. Странная профессия, в которой рискуешь потерять себя. Это как стриптиз наоборот. В какой-то момент перестаешь раздеваться, начинаешь одеваться, уходить в себя. Главный и самый тревожный вопрос: где я, а где не я?

-Вот и напиши сценарий об этом.

-Я не сценарист, не люблю заниматься не своим делом. Я актер.

-Ты не просто актер, ты актер-соавтор. Звезды на Западе участвуют в работе на равных - и со сценаристом, и с режиссером, и с продюсером. Мы торопимся называть звездами своих популярных актеров, но системы звезд у нас нет. Ннет выбора. А нет выбора – нет и творчества. В Ереване, к примеру, появилось множество красивых девушек. Красивых девушек гораздо больше, чем красивых парней. Ощущение, будто девицы только что вышли из парижских салонов, а парни только что спустились с гор. Парни зарабатывают, а девушки ориентируются на тех, у кого больше денег. То есть опять же нет выбора. В иных условиях был бы иной расклад.

-Да, красивых женщин стало много. И одиноких тоже. Мужья уехали, они остались с одним, с двумя детьми. Или развелись. Мечутся в поисках заработка. Тут не до романтики.

-Насколько я знаю, и ты сейчас холостяк. Мариам, твоя партнерша по сцене и гражданская жена, кажется, уехала…

-Далеко. В Израиль.

-Хорошая была актриса. Ну, и?..

-Ты про что? Если про новый брак, то нет желания. И потом, наступает возраст, когда к ровесницам перестает тянуть. Тебе это знакомо?

-Еще бы.

-Женщины старше сорока кажутся старушками, а с молоденькими можно замечательно общаться, но семью не создашь. Создашь с теми, кому за сорок. Но что с ними делать дальше? Лучше уж экономку завести. Вот такой расклад. Так что женщин для общения хватает, Бывает даже, устаю от их обилия. Лучше бы обилие ролей…

Кафе на площадке перед Кукольным театром назвали почему-то «Буржуазным». Ничего «буржуйского» я в нем не заметил. Разве что сервис. Но сервис в Ереване замечателен везде – в кафе, в магазинах, в аптеках. Персонал буквально кидается тебе навстречу: «Чего изволите?» Такое москвичам не снилось, и боюсь, в ближайшие годы не приснится.

Композитора Рубена Саркисяна я знаю чуть ли не с детских лет. С собственных детских лет. В свое время, сам того не ведая, он сыграл немалую роль в моем литературном становлении и в какой-то степени – в музыкальном образовании. В шестидесятые я часто бывал у него. Как правило, заставал за роялем. И как правило, он что-то для меня наигрывал, а затем давал читать какие-то книги, которыми сам зачитывался. Привил мне любовь к фантастике. Слава Богу, давно уже этим не страдаю, но болел много лет и даже попал во все энциклопедии фантастики.

Преподает Рубен в Ереванской консерватории. Как симфонист хорошо известен за рубежом, произведения его («Соната для виолончели с оркестром», «Концерт №3 для скрипки с оркестром» , «Фортепианный цикл «Приношение Комитасу») исполняли лучшие оркестры Европы. Жена, Ирина Золотова, также профессор Ереванской консерватории, автор книг о музыке. И там же, в консерватории, на 4-м курсе, учится их дочь, музыкальный вундеркинд. Красавица. Но о ней позже…

Продолжение следует

Руслан Сагабалян