Я уже говорил, что руководители Азербайджана в своих действиях против армян всегда прибегали к помощи армян, опираясь на них, очень ловко, коварно подбирая для этого соответствующих людей, готовых за теплое местечко поступиться интересами своего родного народа – таких предателей всегда хватало среди всех народов во все времена. Среди армян Азербайджана эти качества многие годы поощрялись, культивировались сознательно. Расправиться с армянами руками армян – излюбленный прием в Азербайджане. Вот эпизод. «Карабахская поэма» вышла в свет в Москве в разгар бешеного национализма в Азербайджане, когда армян под разными соусами, по причине «неблагонадежности»  изгонялись из Баку и  других районов Азербайджана, гнали на север. Люди выселялись улицами, а потому не мудрено было попасть под горячую руку новоявленных «янычаров».

Появление «Карабахской поэмы» в этот период было равносильно самому неслыханному преступлению, я попал в «черный список». И если я избежал высылки, то совершенно случайно. Азербайджанские писатели – Самед Вургун, Мирза Ибрагимов, Мехти Гусейн стали меня прорабатывать,   каждый по – своему, согласно своему темпераменту.

В кабинете Самеда Вургуна, в то время он был председателем Союза писателей Азербайджана, между нами произошел такой диалог:

- Ты хочешь отдать Карабах своим соотечественникам, молокосос, господин Гурунц./Многие другие эпитеты отпускаю/.

- Из чего это видно, Самед? Об этом есть в книге?

- Ты же не дурак, чтобы об этом писать.

- Так в чем же дело?

- Почему Карабах? Мало тебе других мест. Что ты заладил «Карабах»,  «Карабах». По следам этой безумной старухи идешь! / Безумная старуха – это Мариэтта Шагинян, против которой в то время ополчился Багиров. Об этом после./ В лодке сидишь, с лодочником дерешься. Если тебе плохо живется в Баку, я тебе найду и получше место…

Жест в сторону здания МВД; которое находилось напротив Союза писателей, через площадь 26 комиссаров.

Мехти Гусейн обращается к ним…

- Товарищи русские писатели, в частности, Оратовский и Гранин.

Мне  это не понравилось.

- Товарищ Мехти Гусейн, ты так говоришь,  будто я французский писатель.

Мехти Гусейн:

- Ты не французский и не русский…Ты  - дашнак.

- От мусаватиста слышу.

Поднялся шум, посыпались взаимные оскорбления. Прибежали писатели, находящиеся в соседних комнатах. Среди них, помнятся, был и Мирза Ибрагимов, который немедленно включился в перебранку, конечно, не на моей стороне.

И все из-за «Карабахской поэмы», которую из них никто не читал. Она всех взбесила одним только названием. Первая моя книга – и никакой радости от нее, одни огорчения.

Я взял и обо всем написал Багирову. Реакция была удивительна. Ночью Багиров позвонил редактору бакинской армянской газеты «Коммунист» Григоряну, спросил, есть ли у него «Карабахская поэма». У Григоряна она была. В два часа ночи книга было доставлена Багирову, а в двенадцать часов дня у редактора газеты «Бакинский рабочий» зазвонил телефон. В конце провода Багиров:

- Есть у вас «Карабахская поэма»?

Она лежала на столе редактора.

- А чего ждете? Чтобы разжевали и в рот положили?

Книга хорошая, пишите.

Это был звонок равно звонку Сталина. Все мои враги были повержены, вы бы посмотрели, как они заискивающи извинялись. О «Карабахской поэма» заговорили… Из черного списка, разумеется я выпал.

Жест со стороны Багирова был коварным, с дальним прицелом, но тогда я ничего не понимал и стал боготворить Багирова, назвал другом армян и большим интернационалистом.

Ровно через месяц началась «война» против Мариэтты Шагинян, и я был приглашен в ЦК, чтобы поставить свою подпись под разгромной статей против нее.  Со мной говорил Гасанов, после Багирова второе лицо в республике. Я отказался, мотивируя свой отказ тем, что она мне как приемная мать, ввела в литературу, первая сказала обо мне доброе слово. Гасанов не стал настаивать. Все же Восток. Внял моим словам. Я ушел восвояси без особых потерь.

Работал я в радиокомитете, редактором русского литературного вещания, и меня никто не трогал. «Ласка» Багирова была ещё в силе. Но вот не прошло и двух месяцев, как меня снова вызывают в ЦК к тому же Гасанову. На этот раз «козлом отпущения» был Георгий Холопов со своим романом «Огни бухты». Роман этот, как известно, об Азербайджане. Он был сперва опубликован в журнале «Звезда», хорошо принят в республике и вышел отдельным изданием. И вдруг дознались, что автор его, Георгий Холопов - армянин, и пошла писать губерния. Автор статьи некий Гик, бывший корреспондент «Известий» ставший редактором «Бакинского рабочего». Написана она была зло, недопустимо грубо, с заданным намерением уничтожить автора. Хорошо, что я читал роман. В статье все было переврано. И я принялся это разъяснять Гасанов. На моих глазах Гасанов померк, даже почернел.

- Что же ? Не будете подписывать?

- Не буду, товарищ Гасанов. Я же сказал: статья неправильная….

- Хорошо, сухо бросил Гасанов. - Идите.

Предатель из меня не вышел. Зря, выходит, обласкали меня. Пора кончать. Через три дня я полетел с должности.

Дальнейшее пребывание в Баку становилось опасным и я вскоре переехал в Ереван.

1975 г.